Корсо запинается и замолкает. Ванкель в недоумении. Но лишь по причине замешательства своего автора.
— Говорите дальше, я слушаю.
И тут Корсо осознает. Что это еще одна галлюцинация. Он пытается продолжать. Пытается принять непредсказуемую нереальность своих ощущений.
Подходят еще несколько рабочих. Как две капли воды похожих на первого. Деловитая толпа демонтажников. И принимаются помогать первому в разборке стен. Пока вскорости Корсо с Ванкелем не остаются сидеть на вершине взмывающей ввысь голой колонны. На нескольких квадратных футах застланного ковром пола. Открытого со всех сторон. Жесткому испытующему взгляду Манхэттена. Поскольку остальная часть кабинета необъяснимым путем исчезла. Декорации убраны. Скрытыми Кукловодами. Решившимися окончательно изничтожить. Его солипсическое «я».
Ветер шевелит волосы Корсо. Он не может продолжать. Поскольку глядит на одного из рабочих. Который уверенно сходит с колонны. И теперь взбирается прямо по небу. Словно это не воздух, а просто пологий голубой склон. Направляясь к солнцу. И приблизившись к его шару, рабочий не уменьшается в размере. Наоборот, когда он становится рядом с солнцем, обнаруживается истинный масштаб светила. Это диск размером с колпак от колеса автомобиля. Рабочий натягивает свои рукавицы. И принимается его вывинчивать.
Другие рабочие тем временем выключают Ванкеля. С помощью рубильника у него на затылке. Подтверждая стойкие подозрения Корсо относительно существования такого рубильника. Затем рабочие поднимают редакторское кресло вместе с редактором. И переворачивают вверх ногами. Но Ванкель остается прикрепленным к нему. С дурацкой ухмылкой на губах.
И затем, когда солнце наконец оказывается полностью вытащено из своего гнезда, спускается абсолютная тьма.
Как если бы
Русс Радиканс
применил Дуло Черной Дыры
к своему собственному Создателю.
— Корсо, мой мальчик. Вставай!
Этот сочный голос. Пропитанный всей роскошью уютной жизни. Такой знакомый. По коммерческим телепередачам, посвященным кредитным карточкам. И одной — об автомобилях «Сатурн». И дискуссиям на многих собраниях. Не считая случавшихся порой телефонных разговоров. В полночные часы. Когда отчаяние подступало к горлу. Несчастного протеже. И он набирал домашний номер своего ментора. Номер, за который убили бы, не колеблясь, миллионы фанатов. Каковым был когда-то и сам ныне исчезнувший молодой Корсо. И даже теперь, когда он достиг собственной небольшой профессиональной высоты. Он по-прежнему едва осмеливается верить. Что ему пожалована столь высокая привилегия.
Корсо разлепляет глаза. Он распростерт на спине. Полуобнаженный. На больничной каталке. Защищенный грязной занавеской на колечках. От жалобных и жалостливых взоров соседей-страдальцев. Очевидно, он в больничной палате скорой помощи. И возле него сидит Малахи Стилтджек.
На Стилтджеке дорогой угольно-черный костюм. Бесчисленные ярды итальянской материи, опоясывающие его обширный метраж. Лучшего покроя, чем даже у Малтрема. Жилет. Часовая цепочка. Прочие щегольские аксессуары. Серебряные волосы коротко острижены и доведены до совершенства. Нестарое, лучащееся архиерейской улыбкой лицо сияет. Видимо, оттого, что Корсо вновь пришел в сознание.
— Что… что со мной было?
— Ты потерял сознание в кабинете своего редактора. Гнилой номер, мой мальчик. Многие из нас не отказались бы от подобного выхода, но это откровенная трусость — устраивать такую мелодраму при уходе со сцены. Это создаст плохое впечатление о твоей выдержке и жизненной энергии. Как ты сможешь справиться с литературным туром по нескольким городам, если из-за какого-то приступа утомления съеживаешься, как пустой пакетик из-под чипсов. Так об этом будут говорить. Ну, как бы то ни было, тебя привезли сюда на скорой. А я разыскал тебя, когда ты пропустил нашу встречу.
— О боже, теперь Ванкель наверняка запишет меня в черный список. На самую первую позицию.
Кислое выражение на лице Стилтджека.
— Будто бы ты уже там не был.
Корсо огорчен.
— Так значит, вы уже знаете, что я пропустил срок.
— Кто же не знает. В «Локусе» была даже боковая колонка, посвященная твоим затруднениям — в декабрьском номере. Неужели ты не видел?
— Я не стал больше подписываться. С деньгами туго. А читая «Локус», я только нервничаю. Все эти крупные сделки, все эти блистательные, довольные жизнью, пожимающие всем руки профессионалы. Какое это все имеет отношение к настоящей мечте…
— Брось, Корсо, уж кому-кому, а тебе-то не стоило бы верить всем этим печатным басням. Никто из нас по-настоящему не чувствует себя в безопасности. Большинство писателей просто сохраняют хорошую мину.
Недостойное чувство гнева и зависти к другу.
— Вам-то хорошо говорить, Малахи, с вашим поместьем, и контрактами, и… и сожительницами!
Патрон не оскорбляется выходкой своего пеона. Великодушно и заботливо взирая со своих высот.
— Ну-ну, Корсо, тебе не к лицу такие обиды. Но я, разумеется, понимаю, что в тебе говорит творческий кризис. Вот корень твоей проблемы. А вовсе не материальные затруднения. Или уход твоей жены.
Вопль отчаяния.
— Боже милосердный, в «Локусе» и об этом была колонка?!
— Нет-нет, что ты. Однако слухи…
— Эти мои чертовы собратья могут хоть на минуту перестать сплетничать — хотя бы для того, чтобы пересчитать свои премии?!
— Давай пока оставим все эти слишком человеческие недостатки наших коллег, Корсо, и рассмотрим мой диагноз. Подумай минутку. Если бы у меня был застой, неужели все мои деньги и имущество сделали бы меня хоть капельку счастливее. Разумеется, нет. То же относится и к физическому здоровью. Для легкого и естественного функционирования, будь оно психологическим или соматическим, необходимым условием является спокойствие сознания. Разберись со своим творческим тупиком, и ты снова окажешься на вершине мира.
— Простой рецепт. Но с трудом применимый к самому себе.
— Давай поработаем над этим вместе еще какое-то время. Сейчас не так уж поздно. Мы еще успеем пообедать. Но прежде всего надо, чтобы тебя выписали.
Доктор вызван. Корсо неохотно выдается чистый санитарный лист. Возможно, имело место легкое отравление пищевыми продуктами. В «Папун Склутс». Протухший целакант с доисторической кухни. Достойная трапеза для всех этих вызывающе богатых посетителей. От угрюмой, но привлекательной рыжеволосой сестры получено приглашение одеваться. Сестра не задерживается, чтобы бросить взгляд на непривлекательное мужское достоинство Корсо. Словно бы наполовину выдуманное. Одиноким и в-последнее-время-слишком-мало-ласкаемым профессиональным мечтателем. Вскоре они выходят на сумеречную улицу.
Стилтджек помахивает тростью с золотым набалдашником. Окидывая лучезарным одобрительным взглядом весь мир вокруг. Суетящихся трутней-бизнесменов. Потных посыльных. Скучающих тинэйджеров. Выбирая себе вишенку на зубок. Или на пинок. Буде им овладеет соответствующая порочно-державная прихоть. Droit du seigneur [224]. Мои верноподданные. Корсо молча шагает рядом. Уверенный, что если какой-нибудь голубь вздумает опорожниться. Экскременты падут на голову того из них, кто представляет собой наиболее жалкую цель.
— Ну что ж, а теперь расскажи мне о своих проблемах, парень.
Корсо повинуется. Описывает свое разочарование в работе.
Перемещение тропов в реальную жизнь. И состояния фуги. И в то самое время, когда он рассказывает о своем недуге. Корсо нервно ожидает нового приступа. Однако ничего не происходит. Но облегченный вздох замирает на его губах. При следующих словах Стилтджека.
— Так это у тебя диковы припадки! Я полагал, что они не доберутся до тебя еще несколько лет. Однако они случаются в прямой пропорции к таланту. Так что тут нечему удивляться.
Корсо одновременно польщен и испуган.
— Диковы припадки?
— Названные, разумеется, в честь сам-знаешь-кого. Нашего святого покровителя. [225]
